Литературно-художественный и публицистический журнал

 
 

Проталина\1-4\18
О журнале
Редакция
Контакты
Подписка
Авторы
Новости
Наши встречи
Наши награды
Наша анкета
Проталина\1-4\16
Проталина\1-4\15
Проталина\3-4\14
Проталина\1-2\14
Проталина\1-2\13
Проталина\3-4\12
Проталина\1-2\12
Проталина\3-4\11
Проталина\1-2\11
Проталина\3-4\10
Проталина\2\10
Проталина\1\10
Проталина\4\09
Проталина\2-3\09
Проталина\1\09
Проталина\3\08
Проталина\2\08
Проталина\1\08

 

 

 

________________________

 

 

________________________

Яна Белоцерковская

 

 

Мои суровые уроки

 

Мостиком для первого знакомства с молодой журналисткой Яной Белоцерковской явилась наша «Проталина». Яна — студентка екатеринбургского университета, некогда знаменитого УрГУ имени А. М. Горького. Воспитанница крапивинского отряда «Каравелла», она и по сей день не теряет связи с ребятами, ведет у них уроки журналистского мастерства и, как сама призналась в письме, вместе со своими учениками следит за выпусками «Проталины». В университетской газете «Студик» Яна работает с поэтической рубрикой и искренне готова помогать своим авторам в творческих начинаниях. Знакомим читателей с ее дебютом в нашем журнале.

 

***

Утро — через занавески свет растекается медом по комнате. Ранней осенью всегда красиво светит солнце. Кошка свернулась на одеяле пушистым комочком. Где-то в груди радость свернулась в такой же теплый комочек и греет меня. Я лежу в постели, смотрю в окно и радуюсь — непонятно, чему. То ли новому дню, то ли тому, что этот день вообще настал.

 

***

Солнце жарится на небе, как блин на сковороде. Когда наступает ночь, блин убирается. Рассвет — это тонкое жидкое тесто, вылитое на подогретую сковородку. Новый блин к вечеру покрывается темной хрустящей корочкой, значит, он готов. А следующий будет завтра.

«Бог на самом-то деле просто печет блины, прямо как моя мама», — думала я. Он мне всегда казался родным, знакомым, близким. Бабушка говорила, что к Нему надо обращаться, когда трудно. А мне казалось, что Он, бедненький, очень устает от этих блинов и забот о нас. И я складывала руки, как бабушка, и шептала: «Пусть у тебя все будет хорошо… Отдохни немножко, Бог».

 

Опоздание

Наверное, больше всего на свете я боюсь остаться совершенно одной. Представьте, рядом — никого, никто не придет и не позвонит. И никому не позвонить. Не приехать на чью-нибудь уютную кухню — днем ли, ночью ли. И никто не возьмет твою ладонь в свою и не скажет: «Все будет хорошо».

Можно быть одиноким и в многолюдье. Вот ты идешь по улице. Наступает вечер, зажигаются окна домов. И в каждом — свое кино. Но где то, которое горит для тебя? Где тебя ждут, готовят ужин и греют чайник…

Одиночество я воспринимаю как опоздание на поезд, на котором было необходимо уехать. Вот билет. Вот твои вещи, и ты уже на вокзале. Летишь на перрон… Но твой поезд перед самым твоим носом закрывает двери и начинает ход. Медленно, неохотно, лениво… Но с каждым оборотом колес он все дальше и дальше.

Невозможность вернуть утрату — это и есть одиночество.

Твой поезд ушел.

 

Восклицательный знак

Телефон надо мной издевается. «Ваш баланс — 89 рублей. Желаем приятного дня».

Очень приятная новость, конечно же. Только нельзя позволять настроению портиться от таких мелочей. Мой день будет хорошим. И счастливым. И неповторимым. Точка. Нет, восклицательный знак!

 

Настроение

У меня сегодня был ужасно хмурый день. Сплошные неприятности с самого утра. Я ввалилась в трамвай, вся взъерошенная. В час пик люди едут впритирку друг к другу. Страшная усталость. Нервозность как вирус передается от одного к другому. Все-таки плохое настроение — это вирусная болезнь.

И тут мне наступают на ногу. Я поднимаю глаза. Женщина. Обширная такая, задерганная вся. Видимо, едет с работы. У нее очень измученные глаза. И, между прочим, очень тяжелые сапоги.

— Извините, — говорит она. — Я случайно.

Мы встретились с ней взглядами. И улыбнулись глазами.

И сразу как-то теплее стало, что ли. Ведь она могла сказать обычное: «Чего ты тут свои ноги подсовываешь!» Или просто смотреть равнодушно в другую сторону — мол, это не я. Трамвай, давка… Привычная история.

Но она сказала обычное слово в восемь букв: «Извините…» Из трамвая я вышла с совсем другим настроением.

 

***

Я люблю упасть на снег и смотреть вверх. И тогда начинает казаться, что он медленно-медленно поднимается и не падает. Видимо, его место там — наверху. Все в жизни должно возвращаться на свои места. Приходить туда, откуда ушло. Я это чувствовала еще тогда, когда не могла выразить словами. Но всегда верила, что снег не тает, а ночами, когда я сплю, все-таки тайком от всех идет вверх… Идет домой.

 

***

Сегодня на обочине дороги увидела замерзшую кошку. Рыжий сжавшийся комочек на грязно-сером снегу.

Мимо шли люди и мчались машины. Из-под колес летела грязь.

А до весны оставался всего 51 день.

 

Там, где светло и печально

В среду, 19 января 2010 года, мы, ребята из отряда «Каравелла», уже тряслись в автобусе. Нам предстояло играть в спектакле «Новые приключения Буратино», который мы подготовили для Невьянского детского дома. Сценарий мы сделали сами.

Нас встретила заведующая детским домом, добродушная женщина, и провела к себе в кабинет. Для всей нашей актерской труппы она быстро нашла кружки, налила чай и поставила на стол тарелочки с вафлями.

«Вот, ребята сами для вас испекли, когда узнали, что вы приедете», — сказала она. Потом нас проводили в небольшой зал. Мы со смехом надевали костюмы, клеили усы коту (Максиму Ильиных) и пришивали хвост лисе (Кате Кудюковой). А в зал потихоньку заходили дети. Рассаживались на стульях в ожидании. Наконец можно было начинать. Я вышла к ребятам. Наступила тишина, и на меня устремилось множество глаз.

Началось представление. Все прошло хорошо. Пьеро (Слава Сучков) уже не смеялся, как на репетиции, а был серьезен. Артемон (Костя Скляров) гавкал очень даже убедительно.

«Ну что, ребята, покажем нашим гостям, как мы живем?» — спросила заведующая. Тут подошла маленькая черноволосая девочка с большими карими глазами и, крепко взяв меня за руку, куда-то повела.

«Как тебя зовут?» — спросила я ее.

«Надя», — ответила она.

Моя говорливая спутница успела мне многое рассказать. Она показала, где ее комната и кровать, где они обедают, где хранят книжки и тетради, где сушат валенки. Я узнала, где находятся пищеблок, прачечная, которая работает по выходным, гладильная. Я увидела, где живут мальчики, где малыши-дошкольники… Потом к нам подошла подруга Нади, Диана. Благодаря ей я узнала, как зовут всех попугаев и рыбок, где какие цветы растут на подоконниках, и как делать снеговиков из соленого теста. Обе крепко держали меня за руки.

Нам надо было возвращаться.

Подошла воспитательница и объявила: нас уже ждет автобус. Диана прижалась ко мне, а Надя еще крепче ухватила мою руку.

Мы твердо пообещали, что будем как можно чаще приезжать.

«Часто не надо, — грустно сказала заведующая. — Они быстро привыкнут».

Это простая и, в общем-то, с заботой сказанная фраза с болью вошла в мое сердце.

 

На противоположной стороне улицы

Я шла по противоположной стороне улицы.

На светофоре стояла толпа. Стояла девушка, моя ровесница. Торопливо щебетала по телефону. Стояла женщина, очень хмурая. Еще юная пара: она — с цветами, а он — с ее сумочкой в руках. Среди ожидающих я увидела старушку. Она была в шерстяном платке и с авоськой, видимо, тяжелой, в старом сером пальто. Она что-то бормотала. Наверное, просила о помощи, не решаясь сама ступить на переход. И тут загорелся зеленый свет. Толпа резво двинулась. И все перешли. А старушка осталась, растерянно глядя по сторонам. И тут к ней подошла такая же старенькая женщина. Она опиралась на тросточку. Поддерживая друг друга, они медленно стали переходить дорогу. Уже давно горел красный. Машины стояли.

И мне показалось, что наступила абсолютная тишина. Что замерло движение не только на этой улице, а вообще везде. Все остановилось, даже ветер… И только эти две женщины, опираясь друг на друга, продолжали переходить улицу.

Почему же мы так часто оказываемся на противоположной стороне!

 

Георгиевская ленточка

Люди у нас очень любят показывать свою любовь к Родине. Это уже стало модным. 9 мая я увидела девушку моих лет, которая повязала георгиевскую ленточку на хлястик своих джинсов.

Я тоже постоянно ношу с собой такую ленточку. Ее подарил один ветеран. Мы работали волонтерами на параде и довозили фронтовиков до трибун, были там с ними, а потом сопровождали в других мероприятиях.

Я вела одного ветерана к автобусу. Он тяжело опирался на меня. Играла музыка. И вдруг зазвучал вальс. Мой фронтовик сразу как-то встрепенулся, приободрился, словно готов был пригласить меня на вальс, и тихо проговорил: «Я ведь когда-то так отплясывал! От всей души». И он вручил мне на память ленточку, георгиевскую. Увидев, что я привязываю ее к сумке, он сказал: «Нет, милая, не надо. Просто храни ее. Не напоказ, а в память о Победе. Это главное».

 

Голубиная кровь

Я шла домой из университета. Не знаю почему, но я пошла дворами, где никогда не ходила раньше.

Около беседки, метрах в десяти от меня, двое парней весело гоготали. Я почувствовала что-то странное. Недоброе. Я подошла ближе и увидела, чем они занимались.

У меня все внутри оборвалось. Я поняла, что они делали.

На мерзлой, твердой земле лежал, распустив крылья, голубь. Он открывал клюв и крыльями пытался сделать взмах. Крылья были в крови. И земля вокруг — тоже. Я даже не сразу поняла, что это кровь. Просто темные пятна.

Парень взял палку, на конце которой был гвоздь. И ударил голубя в грудь. И еще. И еще. А другой снимал это все на телефон.

Голубь отчаянно бил крыльями.

Я сделала шаг. Потом еще. И еще. Вышла из-за кустов. Парни меня увидели. И опять загоготали. Только я их почти не слышала. Во мне словно отдавались удары сердца умирающего голубя. Вдруг парни сделали шаг мне навстречу, и тот изверг также держал палку с гвоздем.

Меня охватил ужас. И я побежала. Я бежала и ревела. Потом остановилась и отдышалась. Пошла медленнее. Позвонила подруге. Она сказала: «Молодец, что ушла!»

Я шла и считала. Досчитала до пяти тысяч. И повернула обратно.

Около беседки уже никого не было. Только голубь лежал недвижно, раскинув крылья.

Я потрогала землю носком сапога. Твердая…

Походила, нашла крепкую щепку. И то щепкой, то руками вырыла неглубокую ямку. Обложила листочками, уложила туда голубя. Засыпала сначала листвой, потом землей.

Дома я долго отмывала от рук землю. И — это противное, липкое ощущение страха, ужаса и бессилия.

Какая разница, кого убивать? Голубей, людей или сразу целый город?!

Разве не ужасно, когда кто-то, кому только жить и жить, вдруг погибает, понимаете?

 

 
   
 

Проталина\1-4\18 ] О журнале ] Редакция ] Контакты ] Подписка ] Авторы ] Новости ] Наши встречи ] Наши награды ] Наша анкета ] Проталина\1-4\16 ] Проталина\1-4\15 ] Проталина\3-4\14 ] Проталина\1-2\14 ] Проталина\1-2\13 ] Проталина\3-4\12 ] Проталина\1-2\12 ] Проталина\3-4\11 ] Проталина\1-2\11 ] Проталина\3-4\10 ] Проталина\2\10 ] Проталина\1\10 ] Проталина\4\09 ] Проталина\2-3\09 ] Проталина\1\09 ] Проталина\3\08 ] Проталина\2\08 ] Проталина\1\08 ]

 

© Автономная некоммерческая организация "Редакция журнала "Проталина"   27.01.2013