Треть старого дома на улице Коммунистической — последнее пристанище Карла Рудольфовича Сейба. Он купил это жилье в доме, построенном еще поволжскими немцами, для того, чтобы быть свободными.

Как чистокровного немца его с удовольствием приняла Германия. Дали квартирку в лагере под городом Штукарт, в предгорьях Альп. Прекрасное место, лагерь для репатриантов из России чистый, ухоженный. Пенсию положили приличную — 522 евро. Но «протянул» там дядюшка Карл всего-то одиннадцать месяцев. Тоска одолела. Никто толком ни с кем не общается, ну разве что старики изредка в картишки перекинутся. Основное занятие — сидеть у окошка и глядеть на ухоженные газоны. Как обезьяна в клетке… К тому же климат там влажный, дожди зарядят на неделю — и тоска. Другое дело — благотворный степной ветер!..

Ходил в город, а он как вымер. Дома вроде бы обжитые на вид. Однако пусто… Те старики, кого на улицах встречал, говорили, что все работают, потому днем никого не увидишь. Да и кого видеть-то? В общем, плюнул Карл Рудольфович на всю эту благодать и вернулся на Родину. Здесь хоть пенсия четыре тысячи рублей, зато люди открытые. В городе Маркс, основанном два с половиной столетия назад немцами, немцев сейчас раз, два — и обчелся. Здесь грязнее, беднее, социальной поддержки не чувствуешь. Однако душевно как-то. Те русские старики, которых дядя Карл знает, за него грудью встанут. И в любое время суток примут и выслушают.

А вот жена, Гильда Яковлевна, осталась там, в Германии. Там же две дочери и сын. Сын пробился дальше всех: он квалифицированный сварщик и зарабатывает больше трех тысяч евро в месяц. Большинство-то поволжских немцев там, в Германии бездельничают, на социальные деньги живут. Дядюшке Карлу за них было стыдно, он сам привык все время трудиться. Может, и остался бы с женой, но там стариков слишком уж уважают, на работу не берут. Тем более что дядюшка Карл в Сибири потерял в общей сложности шесть пальцев на руках. А руки-то все равно на работу налажены. И еще один момент его в Германии коробил. Все, что ему предоставили там, в Германии, — временная помощь. Квартира государственная, а земли вообще нет.

А он всю жизнь мечтал о своем доме. В Марксе у него хоть и часть дома, но своя. И клочок земли есть, тоже свой. На нем дядюшка Карл огород разбил. Изначально хотел купить дом в родном селе Георгиевка, во времена его юности оно называлось Клярус. Но там не осталось ничего родного — всё перестроили. Да еще и пьяных он там много приметил, известно ведь, что в деревнях, где колхозы развалены, народ опустился. Остановился дядюшка Карл на Марксе: он почти не изменился со времен, когда еще назывался Екатериненштадтом.

Марксовские друзья дядюшку Карла искренне не понимают. Они бы с удовольствием эту вечную русскую необходимость борьбы за свое существование променяли на германскую халяву. Устали они от всех этих монетизаций, ваучеризаций, перестроек и прочих административных восторгов. Хотя в глубине души гордятся, что с таким человеком на короткой ноге. Говорят: «Наш дядя Карл — человечище!»

История жизни Карла Рудольфовича Сейба — наглядное свидетельство трагедии целого народа. Изначально ему повезло: Карл родился в Республике немцев Поволжья, образовании, в котором люди жили лучше, чем в Германии времен Гитлера. Поволжские немцы были зажиточней соседей других национальностей. В 1941-м Карлу Сейбу стукнуло шестнадцать. Он уже закончил семь классов и пошел в колхоз — в помощники тракториста. Тут и грянул препоганый указ Сталина о депортации поволжских немцев в Сибирь и Казахстан. Войска НКВД выполнили его в 24 часа: заходили в села, приказывали населению с вещами спускаться к Волге, там грузили в баржи — и на железнодорожную станцию. Дома оставались голодная скотина, нескошенные хлеба, обезумевшие собаки…

Теплушками через Казахстан их везли на Восток. Часть отправляли в Красноярский край, часть — на Алтай. Охранники не зверствовали, они даже жалели «советских немцев». Но таков был приказ, а приказы, как известно, не обсуждаются. Да и в алтайской деревне, куда семью Сейб определили на жительство, отнеслись к немцам по-доброму. Карл в колхоз устроился, там с напарницей, молоденькой девчонкой Катей Мосоловой, он работал на тракторе. Но на земле поработать довелось только одну посевную страду. В начале июня 1942-го Карла, да и других немецких юношей забрали на «трудфронт».

Они попали в городок Осинники, и отправили их работать на шахте. Жили на окраине города, в бараке, а на работу ходили пешком. Нельзя сказать, что работа была легкая, но ведь они знали, что на фронте тяжелее, а потому, стиснув зубы, грузили да катали вагонетки с углем. Многие, в том числе и Карл, писали в военкомат заявления с просьбой взять в Красную армию добровольцем. Начальники заявления рвали: приказа из центра призывать этнических немцев не было.

Однажды Карл проспал. Он бежал до шахты что есть силы, но к началу смены опоздал. На двадцать минут. По закону военного времени эти минуты обошлись дорого: Карлу Сейбу за невыход на работу особая «тройка» назначила наказание — шесть лет лагерей. Сидел на зоне в Новокузнецке, там же работал, тоже на шахте. Поскольку трудился Карл отменно, выпустили его досрочно, 12 сентября 1945-го.

Карлу повезло. А вот отцу и старшему брату Александру — нет. Они были отправлены на восток Сибири, на строительство железной дороги. Там они сгинули еще в 1942-м, и неизвестно, где их могилы. Хорошо, что на Алтае с матерью оставались младшие: Рихард, Лейо и Эмма. Им, как и Карлу, посчастливилось выжить.

После «зоны» Карла отправили трудиться в подсобное хозяйство шахты, под Новокузнецк. Там все жили в фанерных домиках на пустыре. Всем выдали запас продуктов. Они, молодые ребята, прошедшие ГУЛАГ, изничтожили сухой паек за неделю. Просто-напросто они изголодались настолько, что банка американской тушенки была для них необычайным деликатесом. Уполномоченный из органов им сказал: «Вы, фашисты, этого заслужили. Теперь поголодайте, как наши на передовой…» Сначала питались остатками овощей с огородов, а, когда пришла зима, навалился такой голод, какой даже на зоне был невообразим. Но повезло: в одном из заброшенных сараев их собрат нашел склад картошки. Она уже сгнила, но среди поселенцев был старик, дядюшка Людвиг, который на воле был агрономом. Он не только научил перерабатывать гнилье так, чтобы оно становилось съедобным, но и выбрал клубни, которые еще можно было прорастить весной. Еще он показал, как перерабатывать семена конопли, которой на пустырях росло вдоволь, и варить из них кашу.

На второй год поселенцы засадили картошкой значительные площади. Едва собрались выкопать урожай и устроить маленький праздник «картофельфест», их забрали из картонных бараков и перевезли в Горную Шорию: там нужны были рабочие на новый рудник. Жили в палатках, в лесу, зато кормили вдоволь. Появилась некоторая свобода. Там-то Карл и сошелся с такой же, как он, поселенкой, Эльзой. Очень скоро они расписались, у них родилась дочь, и молодой семье выделили половину комнаты в бараке (принято было давать одну комнату на две семьи). С тех пор жизнь с каждым годом становилась все вольготнее.

В 1956-м супругам Сейб даже дали паспорта и разрешили уехать на Алтай, к родным. Оттуда они подались в Казахстан, в Талды-Курганскую область, в откормсовхоз. Прожить там довелось восемнадцать лет (пальцы дядюшка Карл потерял там — несчастный случай), и в Казахстане они подняли пятерых своих детей. После снова вернулись на Алтай и там прожили до 1989 года, когда поволжским немцам наконец разрешили вернуться на Родину, в Саратовскую область. Принимала немцев и Германия, однако многих, в особенности стариков, тянуло домой, в Поволжье.

Однако здесь их встретили митингами и пикетами. Дядюшка Карл зла не держит: местные же не виноваты, что их, беженцев из разоренных Украины и Беларуси, заселили сюда. За полвека они здесь корни пустили, их дети считают Поволжье своей Родиной.

Первым делом дядюшка Карл посетил родное село Клярус. Насчитал там 46 домов. Когда угоняли в 1941-м, домов было 442. Нынешние поселенцы Кляруса-Георгиевки рассказали, что, когда их сюда завезли, во дворах ревела голодная скотина, а в некоторых домах они находили трупы стариков. Видно, не все пожелали оставить свой родной край… Домов мало осталось, потому что самые плохие строения пошли на дрова.

Дядюшка Карл не считает себя обиженным тогдашней властью. Так сложились обстоятельства: Германия воевала с Россией, и «русские» немцы представлялись Советской власти врагами. Но ведь, с другой стороны, сколько невиновных русских, украинцев, белорусов, кавказцев Карл встречал в тюрьме и не поселении! Лес рубят — щепки летят…

А справедливость… Есть ли она вообще на Божьем свете?

…И кстати: две дочери дядюшки Карла живут под Марксом, в одном из «немецких» сел. Там на германские деньги в начале 1990-х построен был целый городок для поволжских немцев. Должна была вкладывать деньги и Россия, но наше правительство, в соответствии со своей репутацией, денег не выделило. С работой там плохо. И все-таки несколько внуков и правнуков дядюшки Карла остались в России. Правда, считают они себя не немцами, а русскими людьми, ведь отцы-то русские...•