Литературно-художественный и публицистический журнал

 
 

Проталина\1-4\18
О журнале
Редакция
Контакты
Подписка
Авторы
Новости
Наши встречи
Наши награды
Наша анкета
Проталина\1-4\16
Проталина\1-4\15
Проталина\3-4\14
Проталина\1-2\14
Проталина\1-2\13
Проталина\3-4\12
Проталина\1-2\12
Проталина\3-4\11
Проталина\1-2\11
Проталина\3-4\10
Проталина\2\10
Проталина\1\10
Проталина\4\09
Проталина\2-3\09
Проталина\1\09
Проталина\3\08
Проталина\2\08
Проталина\1\08

 

 

 

________________________

 

 

________________________

Михаил Захаров

 

 

 

Продолжаем знакомить читателей с прозой Михаила Захарова. «В веках по крови сибиряк», он вырос из всего родного и не прирос ни к чему чужому. Источником его творчества стали маленькие деревни — хранительницы целого пласта национальной бытовой культуры, в последние годы безвозвратно исчезающие.

На родине Захарова в Тюмени его больше знают как живописца. Но уже в нескольких номерах «Проталины» он открывается как тонкий художник слова.

 

Кое-что о повадках чертей

 

Собрались мы купить дом в деревне. Давно это было. Деревню мы присмотрели и дом тоже. Он был крайним в деревне, вплотную приступал лес. В лесу, метрах в двухстах, среди сосен было заросшее брусникой и грибами кладбище. По утрам там токовали косачи, а рядом на поле вместе с домашним скотом прогуливались лоси.

Хозяйка — одинокая немолодая женщина, угощая нас чаем, уговаривала:

— Берите, берите! Дом небоязной! А что кладбище рядом, дак это ничего. Живых бояться надо. Это вон у Марфы, покойницы, царство ей небесное, дом-то слева под горкой. Как она там жила, бедная! То по потолку кто-то заходит — матица заскрипит. То под полом кто-то забрякает. Чертовщина какая-то водилась!

На обратном пути мы заглянули в тот дом. Тесовые половицы кто-то снял. На лагах посреди жилья осталась стоять печь, ощерившись страшным провалом обвалившегося цела, посреди которого, как одинокий зуб, торчала пустая пивная бутылка. Пахнуло густо плесенью, гнилым тряпьем и чем-то нежилым, тяжелым, тревожным. Ну конечно, уж тут ли чертям не жить!

А вообще-то, как впоследствии выяснилось, в той деревне чертей водилось, как голубей на Красной площади.

С покупкой того дома не вышло — не сошлись в цене. Купили мы половину пятистенка неподалеку у доброй усатой старушки, которая по вечерам гнала самогон-озверин, пекла блины и «играла» на патефоне.

По соседству, в хибаре сикось-накось, жила продавщица, сварливая невидная бабенка с кучей грязных ребятишек, с вечно веселым патлатым мужиком, в брезентовом шабуре и в штанах с мотнёй ниже колен.

Отношения в деревне у нас сразу как-то наладились. Слыли за своих. Всякое бывало: в ночь-полночь постучишь в окно — накричит, обматерит, а бутылку все-таки выдаст.

Так вот, у продавщицы той в бытность нашу завелись черти. Правда, блазнились они не всему семейству. Ребятишкам они не казались. Общение происходило на уровне супругов. Бывало, утром квашня поспела, хлебы высаживать надо, а они в кадушку лезут, за руки хватают. Один раз как махнула хозяйка ухватом, так чуть своего малого не зашибла. Кое-как отвадились потом.

По утрам стали приглашать Алексея в дом — при посторонних-то не так уж тешатся. А чтоб не скучно было ему с ними сидеть, для интереса рюмку-другую наливали. Алексей-то сперва как бы так ходил, а потом повадился — и звать не надо. С третьими петухами надевал пимы, фуфайку — и туда на дежурство, как на казенную работу.

Черти, видимо, из того вывод сделали, что не такой уж он и посторонний, и совсем обнаглели! И при нем казаться стали. Кончилось тем, что половина нечисти перебралась на постоянное жительство к нему в дом.

Чужая семья – потемки, а потому дальше рассказывает сам Алексей:

— Пришли втроем: двое-то больших, один маленький. Устроились на кухне под столом. По ночам блазнились. Тихие были, пакости большой от них не видели.

Алексей улыбается, курит, отмахивая дым, смотрит в окно. Жена его тоже улыбается, встревает в разговор:

— Дак ведь встанет ночью, уйдет на кухню и говорит, и говорит. Я встану, подойду, спрашиваю: «С кем говоришь?» Отвечает: «А во-он около печи, на лавке-то видишь?!» Смотрю, на лавке-то никого и нету. Валенки сушатся да ведро с отрубями стоит. Долго ведь так-то было с им. Недели две, однако!

Алексей продолжает:

— А потом как-то вечером дождь, холод. Они мне и говорят: «Ну ладно, погостили, и хватит, нам в Ялуторовск надо. Проводи нас до станции». Пошли мы. До согры дошли. Я промок до костей, зуб на зуб не попадает. Я и говорю: «Здесь до дороги с километр, однако, будет. Там налево сразу, и остановка». Ну, попрощались мы, и убрались они, етти их мать! С тех пор и перестали казаться.

У продавщицы же с чертями вышло не столь благополучно. Ездили они, говорят, и в Тобольск, в церковь, и к знахарям ходили. Инструкций им всяких надавали. Однако из хибарки пришлось съезжать.

Теперь она совсем обвалилась. Время берет свое. Затянуло все крапивой да чертополохом. И как напоминание о былом — нарисованный мелом крестик на двери.

Обведешь взглядом брошенную деревню — как после нейтронной бомбы! Черные провалы окон, белесые зубья когда-то добротных заборов, на которых теперь вечно сушатся чьи-то скукоженные кирзовые сапоги. Висят валенки, кастрюли. Барахлишко вокруг всякое валяется, без которого не мог обойтись человек, теперь уже никому не нужное.

Посреди дороги, на бугре, овеваемый со всех сторон ветрами, стоит стол. На столе — алюминиевая щербатая кружка. Никто и никогда не сядет за этот стол и не наполнит кружку ни молоком, ни водкой.

В городе, в бестолковщине будней, среди заваучеренного, заполитизированного населения, где отягощены железом и двери, и души, в обозленной ли очереди в магазине, полузадавленный ли в автобусе, вспомнишь вдруг то человеческое тепло и жилище свое, и улетит душа далеко-далеко отсюда.

И вот иду я той деревней, заглядываю в пустые глазницы окон, беседую с душами тех, кого давно уже нет, и холод забвения леденит сердце.

Лучшего места, как в репьях, нам с Алексеем не найти, чтобы распить бутылку. Тоскливо шумит на осеннем ветру пожухлая крапива, со всхлипами бьется о лодку волна Шестаковки. Мышь где-то пропищала, стайка воробьев вспорхнула.

Нет деревни, осталась вечность. А прямо над — нами высокое-высокое небо в разводах ненастных облаков.

 

Небесный охотник

 

Тишина! Ни один листок не ворохнется на березе. Слышно, как иногда лопаются, стреляют гороховые стручки. Вот где-то высоко на юг пролетела стайка комаров. И даже слышно, как густо пахнут флоксы.

В проем отворенной двери виден темнеющий небосвод в редких звездах. По небосводу деловито бегает, суетится паучок. От звезды до звезды тянет паутинку. Зацепится за звездочку, опустится вниз до скворечника и тут зацепится — и снова вверх, к звездам.

В сумерках сеть была не видна, а утром увидел ее — совершенное творение, набрякшее бисером холодной росы. А улов-то там — всего лишь одно маленькое-маленькое розовое облачко.

 

Скворечник

 

Весной в дуплянке поселились скворцы. Дружно утеплили-проконопатили жилье. В беззаботных днях да с песнями обзавелись семьей. Но петь уж стали реже. Детки хоть и малы, да есть просят. Помотайся-ка за червяком в дальние поля да обратно — не шибко распоешься.

А уж когда подросли, и совсем жизнь не в радость. От зари до зари в трудах да заботах, и самим поесть некогда.

Ну что за бестолковое семейство! Кричат, из скворечника пытаются вылезть. Родители тоже верещат — волнуются: и накормить-то их надо, и следить, чтоб не выпали. А кормят как — всё, что принесут, вроде бы в один рот толкают. Которого обкормили, который голодный остался — сами толком не разберутся. Один тут какой-то все-таки выпал, кое-как до сарайки допорхал, упал на крышу, верещит. А внизу кот бродит, а на березе-то сороки уши навострили.

Скворцов с перепугу понос прохватил. С этим-то не знают, как быть, а там уж второй норовит выпрыгнуть. Суета! Бестолковщина!

Смотришь на них и думаешь: неужели у вас еще появится желание плодиться? Ведь это же какие нервы надо иметь, какое здоровье, чтобы самим подчас не скончаться! Да и всем соседям скворцов, мухоловкам да синицам, тоже беспокойно. Тоже переживают, хоть и у самих дела в семье нисколько не лучше.

К вечеру в безмятежном небе пролетал одинокий филин. Так просто пролетал, но его увидели, и что тут началось! Из поленницы — трясогузки, из кустов — синицы и горихвостки, из леса — вороны да сороки. Шум, гам! Все дружно навалились на филина, давай-ка бедолагу щипать, в бока тыкать! Укышкали до самого дальнего леса. Еле живой остался. А пока летели обратно в свой лес, успели все меж собой переругаться. Сперва изгнали ворон. Потом мелочь всем гамузом принялась за сорок. Всё зло выплеснули, что за лето накопилось.

А старый мудрый филин из дальнего леса, поправляя помятые перья и наблюдая за всем этим, грустно философствовал: «Нет мира промеж вами, всё зло в вас от слабости вашей, а потому слабые и летают стаями, а сильные — в одиночку».

Сейчас скворечник пуст. Ветер гулко стегает его бока сухой веткой. Впереди осень, зима. Еще больше почернеет, обветшает скворечник. Появятся новые трещины-морщины на щеках его. Но весной опять вернутся скворцы. Выгонят воробьев, все утыкают, зашпаклюют, обживут. Под любовные песни обзаведутся новой семьей. И снова все опять повторится.

 

Коробка

 

Владелец крутой иномарки, мчавшийся мимо остановки, выбросил из окна машины пустую коробку из-под дорогих сигарет. Коробка тут же вскочила и помчалась вслед за хозяином. Упала, мгновение лежала, как бы собираясь с силами, потом, подхваченная потоком воздуха, снова вскочила и помчалась за какой-то машиной уже в другую сторону.

Еще долго она падала, металась, вскакивала и вприпрыжку гналась за равнодушно проезжающими мимо машинами. Пока, наконец, не попала под колесо. Раздавленная, грязная, без намека на былую позолоту и уже ни на что не похожая, она в смертельной агонии еще пыталась ползти куда-то. Но давалось это ей все труднее и труднее. А потом и вовсе оказалась она на обочине. Грубый протектор автобуса навсегда впечатал ее в жирную грязь.

Так себе, незначительный эпизод из жизни вещей. Но как он порой похож на иную человеческую судьбу.

 

 

 
   
 

Проталина\1-4\18 ] О журнале ] Редакция ] Контакты ] Подписка ] Авторы ] Новости ] Наши встречи ] Наши награды ] Наша анкета ] Проталина\1-4\16 ] Проталина\1-4\15 ] Проталина\3-4\14 ] Проталина\1-2\14 ] Проталина\1-2\13 ] Проталина\3-4\12 ] Проталина\1-2\12 ] Проталина\3-4\11 ] Проталина\1-2\11 ] Проталина\3-4\10 ] Проталина\2\10 ] Проталина\1\10 ] Проталина\4\09 ] Проталина\2-3\09 ] Проталина\1\09 ] Проталина\3\08 ] Проталина\2\08 ] Проталина\1\08 ]

 

© Автономная некоммерческая организация "Редакция журнала "Проталина"   27.01.2013