Не все прилетели соколы. Вернулись только семеро. Сели на пустынном песчаном берегу, сложив крылья, и дремлют. То ли это ловчие птицы из дружины князя, то ли вольные хищники? То ли с подвига возвратились, то ли после разбоя?..

Виктор таинственно улыбается. Он думает. Он вспоминает. На какое-то мгновение он не с нами, не здесь, в стенах своей мастерской, где темно, тесно и сыро даже в пригожий майский день.

На голове у Виктора медный лавровый венок, символ триумфа и достоинства, в глазах «лукавинки». Он, знающий разгадку тайной истории про соколиную охоту, неутомимый выдумщик, повелитель металла, не замечает тесноты своего обиталища, не страдает от своего порою долгого одиночества. Очарованный Виктор колдует над столом, где бытуют его соколы. Он всегда с ними в контакте, всегда в полете. Они всегда рядом. Вот и сейчас этот же стол накрывается предметами трапезы. Виктор поясняет: «Пришел человек — надо накормить, — и тут же смущенно добавляет: Я за тридцать лет так привык к одиночеству, что даже растерялся».

В нем соединено трудносочетаемое: торжественность гостеприимства и печаль, задумчивость и живость, угадывается внутреннее благородство и смирение.

Стол заботливо украшен букетиком скромных одуванчиков, ветками благоухающей черемухи. А еще сюда подоспела из духовки запекшаяся картошечка, рядом хрусткая редиска и любисток — зеленый пучок «натурального продукта».

Пока Виктор орудует с кипятильником, осматриваюсь. На подоконнике целая «самобранка» — минералы всевозможных размеров и цветов. Благо, совсем близко стройка дороги, выйдешь поутру, а тут на тебе — камень, сам просится в руки. Среди каменных цветков буйствует журавельник — росточки герани, розовые и алые, заботливо «настрижены» и рассажены хозяином мастерской по разным баночкам и стаканчикам. Но вот вдруг за зарешеченным окном мелькнули чьи-то спешащие ноги, и вернулся привычный заоконный пейзаж: низ кузова автомобиля, кусты, лоскут неба, фрагмент старого двора.

Интересно и даже неправдоподобно его вступление в Союз художников России. Он, Виктор Петрович Мирошников, явился в это братство в 2001 году, уже имея мастерскую, которую сам долго доводил до ума. По его словам, редкий случай: «Еще в советское время возникло такое движение — выселение из подвалов, я тут и случился», — объясняет он чудо своего обретения. Двухэтажный дом, хотя и кирпичный, смахивает чем-то на барак, таких здесь много. Место это формировалось еще во времена «визовского самстроя».

Тихая травяная екатеринбургская улочка Чердынская в Верх-Исетском районе стала Мирошникову его землей обетованной. Во дворе ярится злая собака, пугает прохожих. Но злым норовом она в свою хозяйку, это всем известно. Под окнами раскинулась черемуха — готовый букет, приветствующий каждую весну. Чье-то художество на стене, начертано: «Зая».

Художник, который прибыл на смену выселенным из подвалов, живет здесь уже тридцать лет.

Железная «парадная» дверь подъезда, а за ней еще одна. Круто вниз ведут не очень надежные с виду ступени. Если отчаянно махнуть рукой, то сработает датчик движения и «да будет свет»! Если попытка не удалась, на этот случай в секторе обзора датчика установлен «возбудитель» — Виктор изготовил его из пенопласта, проволоки и гвоздей и находчиво укрепил на нитках под потолком подвала. Система простая, но надежная: не обязательно шарить руками по стенкам в темноте, достаточно потянуть за ниточки. Под потолком же пристроился и велосипед.

Здесь, в цокольном этаже, к слову, кроме Виктора, еще два ювелира в соседстве…

Встречая гостя, хозяин рекомендует себя: «Двоечник из Казахстана». И радушным жестом просит пройти в его апартаменты. Чего только тут не увидишь! И металлические обрезки, и всякий инструментарий, и самодельные станки.

Спальное место у Виктора двухэтажное, да еще и с инкрустацией на верхней передней стенке пианино, добытой где-то по случаю, которая служит кровати эффектным изножьем. «Второй этаж» занимают картины Виктора, его живописные холсты, нескончаемая серия под названием «Тысяча этюдов при заходящем солнце».

Искусствоведы видят в нем тонкого мастера кузнечных дел. Но сам он утверждает: «Нет, я не кузнец и я не ювелир — я художник! Причем работаю в двух направлениях — с кистью и молотком». С молотком Виктор дружит с детства, «долго стучал им», и считает его поистине волшебным инструментом, которым порой можно сделать то, что не пропишешь кистью или карандашом. В работе с ним оживает внутренняя энергия.

Весь свой путь он одолевал «самоуком», шаг за шагом. Он сам создал свою художественную лабораторию, где занимается ковкой цветного металла, пайкой, плавлением, шлифовкой, полировкой, а также обработкой стекла и камня. Сам добывал нужные книги. Неутомимо постигал природу материала, с которым работал. На сегодняшний день у него больше двухсот работ по металлопластике, в основном это композиции, в которые автор стремится вложить «философию, юмор и даже злую сатиру». Виктор, по его словам, никогда не думал стать художником, спокойно занимался бытовым трудом, был сантехником и даже обзавелся служебной комнатой, а кисть взял в руки, только когда ему исполнилось 33 года.

Судя по воспоминаниям, постоянными его спутниками были Отчаяние и Смирение. Виктор говорит: «Меня в детстве затюкали, и я обрел смирение. Может, поэтому я многого добился».

Родился Виктор в 1947 году в казахском городе Акмолинске, а детство его прошло в маленьком местечке южнее нынешней столицы края, города Астаны, в совхозе Челкарский, на берегу небольшого, неглубоко «по грудь» озера, где и плесы, и карасей полно — только успевай хватать. В хозяйстве были корова, свинья, бычок — не голодали. Отец-рыбак пристрастил парнишку к свободе и труду. Отец ставил сети, задача сына была вынимать рыбу. Вставал он с зарей, шел на озеро с ружьем. Садился в лодку и вел ее туда, где прятались стайки водоплавающих. Вспоминает: «Я шестом — р-раз, оттолкнусь. Лодка пошла… У меня лодка бесшумно идет. Только выхожу из-за кустов — хлесь-хлесь, вот и накормил семью! У нас всегда были дичь и рыба». В 8-м классе Виктор учился три года! Повесили на него ярлык гадкого утенка-двоечника. Весь набор учебников заменила ему одна папочка с десятком тетрадей. Не было даже портфеля. Сидел обычно на последней парте. На вопрос: «Мирошников, будешь отвечать? — заявлял: Нет. — Садись, два». Где-то в 7-м классе прочитал Виктор «Историю СССР» от корки до корки и исправно отвечал на уроках истории. В остальном он имел какие-то свои суждения. Например, на уроке геометрии удивлялся, зачем надо доказывать, что треугольник равнобедренный. Чего доказывать, если это так видно?! В детстве он «маленько лунатил». Приглядывала за ним бабушка. Несмотря на то что у нее был всего один глаз, она все им видела. Ловила беглеца и с молитвой укладывала.

Мама наставляла: «Витя, учись! Не будешь учиться, пойдешь быкам хвосты крутить. Не получится из тебя ни тракториста, ни комбайнера». Ошиблась мама. Виктор и трактористом стал, и комбайнером, и всю жизнь чему-то учился.

Выйдя из школы, направился он в училище механизации сельского хозяйства. Сманили ребята, потому что там платили стипендию 50 рублей. Поучился год, получил диплом тракториста-комбайнера, вернулся в совхоз, сел на трактор с чугунным катком. В Казахстане сильные ветра буквально развеивали посевные земли. Была разработана целая технология, чтобы прикатать плодородный слой к почве. Вот Виктор и утюжил целину. Перед отправкой в армию успел закончить еще и курсы шоферов, поработать на автобазе. Выросший на деревенских харчах, он хорошо был подготовлен к испытаниям на военной службе. Оказался в Тбилиси, но служба там была какая-то неопределенная, три раза в год выезжали на «учения», обслуживали штаб округа.

После армии вернулся Виктор в совхоз, где ему дали машину-водовоз, чтобы возить для скота воду из речки. Бывало, сломается машина в пути, и приходилось парню идти через пургу, благо валенки и крепкие штаны у него были. Тогда-то он и закалился.

На Урал его сманили знакомые ребята: «Приезжай в Свердловск, там определишься». Ну что, ни образования, ни ума, но все-таки решил, что поедет. Приехал, осмотрелся и устроился на завод «Уралкабель» автопогрузчиком. Жил на квартире «в частном секторе». И закрутилось: от звонка до звонка в заводском цехе, а вечером выйдешь в город и не знаешь, куда деваться. Потянуло Виктора на свободные харчи, и устроился он на работу сантехником. Потом услышал, что на ВИЗе, в ЖКО «Ленина, 5», сантехнику могут дать жилье. Отправился работать туда и получил комнату. К тому времени он, не оставляя основного дела, закончил технологический техникум по специальности «обувное производство», тогда же он женился.

Это был романтический порыв. В группе из тридцати человек было всего три парня. Рассказывает: «Обстановочка не для слабонервных. Сидишь — уши красные и весь горишь. Такая вот энергетика действуют, кругом девчата. Один парень — Яша, тучный. Второй — Петя, невысокий, он как признак интеллигентности (все же в мастера готовился!) носил в нагрудном кармане авторучку и расческу. И я сижу под перекрестными взглядами. В конце концов, с перепугу женился». Но все это вылилось в невеселую семейную жизнь, которая тянулась 15 лет.

Eще во время учебы в техникуме он нашел «слесарку», куда можно было приходить что-то постругать, изладить. Там он сделал первую люстру — с орнаментами, чеканкой, а между тем наступала пора сдавать экзамены. Он снова метался между творчеством и учебой.

Уже в очень сознательном возрасте Виктор, наконец, оказался в стенах Вечерней художественной школы имени П.П. Хожателева. Сам Павел Петрович в то время преподавал «перспективу и композицию». Там Виктор получил диплом и «классическое понятие», остальное добирал все тем же «самоуком». Взялся ходить на горку писать небо при заходящем солнце. Ходил зимой, летом, где-то 500 из задуманных 1000 этюдов написал, часть выставил в Музее молодежи. Два этюда купили, пять были подарены... Это говорит о щедрости натуры художника и о его скромном положении. Пришлось автору отложить воплощение своего замысла до лучших времен, которые, как ошибочно думается, наступают только на пенсии. К тому же «металл отвлекал», требовал внимания.

Виктор снова и снова замечает: «Кузнец такого не сделает, потому что он не ювелир, а ювелир не сделает, потому что он не кузнец». Он — творец, который смотрит на свое произведение, как на живое детище. И видятся ему разные каверзы судьбы. Это зачастую отражается в вариациях названий. У композиции с пернатыми тоже два названия. Одно — «Соколы горизонта», другое трагическое: «Не все вернулись соколы». И так можно рассуждать, и так.

Он признает: творчество высасывает человека. И ничего с этим не поделаешь. По законам Социума и Вселенной иного в искусстве не бывает. Главное дело художника — творить. А если ты не готов творить бескорыстно, то ничего путного не родишь. У христиан есть понятие «должен пострадать…». Прими это как данность и смирись. И не повторяй ошибок тех, кто возносится, потому что за этим обязательно последует падение.

Сделано много. А что нажито? «Болячки», с которыми постоянно приходится бороться. В перестройку доводилось голодать, перебиваться рисовой кашей без молока и масла. Было, когда город надоел. Решил тогда Виктор уехать. Сманил с собой приятеля-музыканта. Устроился на кордоне где-то между Златоустом и Карабашем на Южном Урале лесником. На работу на лыжах ходил, сено косил, дрова рубил, на лошади ездил. А когда почувствовал, что окреп, потянуло его обратно «на угробление» в мастерскую.

Художник этот неистощим на выдумку и внутренне загорается разными идеями. Целых 15 лет он был «убежденным христианином», даже примкнул к старообрядцам, крестился, освоил реставрацию икон. Его работы становились деталями модельной одежды, представленной местным Домом моды. На озере Шарташ под Екатеринбургом в одном театрализованном представлении про языческих богов в день летнего солнцестояния он получил роль Рода — высшего божества славян. Виктор обтесал и украсил топазами и бутылочным стеклом кленовый посох, изготовил корону, пояс и даже хитон.

Свои произведения в металле он подразделяет на серии: «Комнатные растения», «Иероглифы», «Транспортные перевозки», «Дальние страны и континенты», «Плач о России». Судьба их, по существу, еще не определена, хотя они уже побывали на 15 персональных выставках в разных уральских городах. Около десятка работ купили музейные знатоки для коллекций. Просили многие, но за бесценок. Бывало, уступал, «глаза закрыв». Иногда сразу делал для продажи, но в процессе понимал, что расстаться не может, потому что получается выставочное изделие и в сувениры не годится.

Недавно предложили Виктору «халтуру» для интерьера одного из банков. Солидный заказ за хорошие деньги. Художник полгода бился. Боролся сам с собой… и отказался, душа его не принимала официоза, он даже заболел тогда.

Неожиданно забрезжила возможность представить работы где-нибудь аж в самом Лондоне. Там нынче живет дочь Виктора со своей семьей, она пригласила отца в гости. Однако подумалось ему, что сейчас, когда самолеты стали совсем ненадежными, лучше не рисковать дорогими «железками», и он побоялся, что они могут погибнуть по дороге и никто их больше не увидит.

Виктор изобрел свой персональный орден «За трепыхание в искусстве». И в его кругу сразу объявились желающие обладать таким знаком отличия. Автор назначил за него цену 30 тысяч рублей, и пока что он сам единственный обладатель этого ордена.

Следом задуманы были и другие ордена, и работа увлекла. Появились: «Узреть Вселенную», «Привет музыкантам», «Натуральный блондин Коля Басков» — всего одиннадцать штук. Подумалось, почему бы не издать календарь, на каждый месяц года — по ордену. На этом календаре возможно и заработать. Как только осознал «заработать», сразу стало гаснуть вдохновение. Двенадцатый автор до сих пор не может закончить.

О том, что хорошие деньги, как всегда, идут мимо, бог Род с улицы Чердынской не больно печалится, по его словам, ему это как-то «очень все равно». От голода, мол, не падает, и то ладно. Как художника, Виктора печалит несуразность городской застройки, огорчает, что не на чем глазу отдохнуть в зонах отдыха, все однообразно, задумано по стандарту, расстраивает, что торжествуют халтура и безвкусица. А ведь могло бы где-нибудь у бассейна в парке стоять какое-то «Чудо-юдо». «Памятник экономическому кризису» мог бы встать у крыльца любого из министерств. «Памятник комсомолу» — где-нибудь на центральной площади. «Елочка» из серии «Плачь о России» с культяпками вместо веток — к примеру, в Ботаническом саду. «Железки» Мирошникова, если их воплотить в «натуральную величину», вполне могли бы стать проектами для парковой скульптуры, фонарей, интерьеров зданий.

Виктор мечтает о собственном уголке земли, где бы он мог свободно и полно выразить свои задумки. А почему бы не помечать! Там бы нашли место «Забытый шарф», «Мама змея, детеныш змееныш и папа под каблуком», Аленка, Зина и теща — «Русские женщины», герой композиции «Выпал из гнезда».

Ну, а я бы на свой вкус выделила работу «Спокойный полет к солнцу». Она выглядит так: преодолев миллионы «парсеков», реет гордо, без видимых усилий, буревестник. Крылья его взвихрены. Хвост как у ракеты. Но идущий к цели невозмутим. Он спокоен и летит от Земли к Солнцу.